— …А что грекам или индусам? Им не было необходимости приспосабливаться к новым реалиям, отсюда и то, что эти, так сказать, старожилы мировой истории теперь плетутся где-то в хвосте паровоза мирового прогресса. Но, не дай Бог такой катаклизм, какой, например, прогнозируют на 2012-ый год… — Дашка взглянула на меня вопрошающе. Она пыталась понять, знаю я или нет о некоем сообщении, распространённым американским аэрокосмическим агентством, гласящем о том, что, по прогнозам, сильнейшие электромагнитные излучения в 2012-ом парализуют Землю, оставив её без электричества. Она продолжала: "Ведь тогда как-раз таки в силу своей "недоразвитости" и не такой сильной зависимости от электричества и технического прогресса в целом, "на коне" будут именно эти самые аутсайдеры, пассажиры последнего вагона поезда "Прогресс". Тогда-то они и утрут нос "передовикам производства". Когда рухнет вся электронефтегазовая империя, лишённая в одночасье всех своих жизненно важных источников энергии, вот тогда при, считай, мгновенном откате истории прогресса на несколько веков назад…" — Даша сделала многозначительную паузу, — "Тогда они, жители упомянутых южных стран, и так привыкшие жить в ХХI-ом веке почти так же, как они и жили в XVII-ом, за исключением, конечно же, не жизненно важных прибамбасиков вроде мобильников, компьютеров и машин, смогут чуть ли не безболезненно пережить "Конец" света! А в постиндустриальных странах наступит хаос, да такой…" — Даша сказала последние слова с такой интонацией, что у меня аж морозец пробежал по коже, несмотря на тридцатипятиградусную жару, больно уж живо я представил себе то, что может наступить по прогнозам "НАСА" — погибнут миллиарды, а те, кто выживут, вынуждены будут ценой страданий, болезней и лишений смириться с новой действительностью и приспосабливаться к новым реалиям — жизни без электричества, привычных консервов и отапливаемых квартир. Конечно, всё рано или поздно восстановится, придёт к тому состоянию, на котором и свалилось в пропасть с высокого утёса, куда забиралось веками, но на это уйдут годы, если не десятилетия…
— Да уж! — протяжно согласился я. — Будет, конечно, полный абзац… А тут, — я указательным пальцем обвёл местность вокруг, — люди будут жить в почти прежнем ритме. Климат… Да, климат тут соответствующий, плюс батареи солнечные долго ещё будут служить службу; госпитали, родильные дома уж точно будут функционировать, а производство… Да что им тут особо-то нужно? Собирай урожай и ешь. Хотя с их-то солнечной энергией они, думаю, первые и восстановят генерирующее оборудование, и тогда явно уже они будут центром цивилизации.
— Вот именно! — подхватила Даша. — Ну, а в самом фаворе будут, конечно же, Австралия с Новой Зеландией. У них и так сейчас экономика и промышленность сильные, так плюс ко всему они ещё и впереди планеты всей по использованию солнечной энергии. Вот там-то точно будет рай, "если", а может и "когда" везде наступит ад…
Вдруг иллюзия пребывания на солнечном острове Крит, навеянная воспоминаниями тех лет, словно утренний туман рассеялась. Ад! Вот же он! Я вновь глядел на освещаемую блёклым ультрафиолетовым светом обшарпанную стену, а под лестницей валялся изрешечённый труп адского отродья. Я тряхнул головой, чтоб стряхнуть налетевшую блажь, огляделся. Мы стояли посреди того самого ада, о котором рассуждали тогда, с ветерком катясь вдоль Средиземного моря на машине, с Дашей. Тогда было практически невозможно заставить себя поверить в то, что такое может случиться взаправду, а сейчас уже не верилось, что может быть как-то иначе…
Гоша смотрел на меня несколько удивлённо; видимо, погружённый в свои воспоминания, я достаточно долго простоял, глядя в одну точку. Я сказал, что "замечтался" и заверил Гошу, что отныне ни на секунду не потеряю бдительность.
Наше напряжение немножечко спало, когда уже на протяжении довольно продолжительного времени афганцы не делали никаких попыток высунуться из маленькой комнаты в освещаемый лампой коридор.
— Следи в оба, хорошо? — сказал Гоша и поднялся на второй этаж, чтобы справить малую нужду. Я остался один на этом жутком лестничном проёме, нацелив свой Калашников в сторону комнаты с исчадьями ада, чего-то выжидающими там и не собирающимися её покидать. Вдруг я заметил, что лампа на долю секунды моргнула. Вроде бы моргнула. Как будто на эту долю секунды в электрической цепи пропало напряжение. Я стал внимательно всматриваться в противоположную стену, на которой, как на экране кинотеатра, я совсем недавно как будто бы "смотрел кино" из своей домашней видеотеки, перенесясь на несколько минут в те счастливые дни лета 2008-ого года…. Но теперь смотрел я за интенсивностью спасительного света, так напугавшего меня этим секундным мерцанием. Вот ещё, да-да, мне не показалось; с небольшой периодичностью лампа начала помаргивать. Мурашки пробежали по спине. Я сглотнул, сжал ещё крепче автомат и превратился в один большой нерв. Гоша как раз спускался со второго этажа.
— Гоша, приглядись! — взволнованно окликнул я его. — Мерцать начинает, заряд иссякает, кажись. — Констатировал я, едва сдерживая дрожь в голосе. Гоша замер на месте и стал вглядываться в полумрак. Постояв без движения несколько секунд, Гоша кивнул, дав понять, что он тоже видит эти подмаргивания, и что мне это уж точно не кажется. Затем он спросил сколько времени. Я глянул на часы. Было уже два часа ночи. Так незаметно пролетели два часа с момента расстрела проникнувшего внутрь афганца и моего пробуждения от пьяного сна. Два часа работала лампа, но сколько она проработает ещё? Конечно, сразу она не погаснет, а интенсивность света будет постепенно снижаться, будет и моргать периодически, но ещё пару часов, надеялся я, она проработает. А что потом, когда она погаснет совсем? Я посмотрел на наш, действительно внушающий уверенность, арсенал. "Допустим, до четырёх, в лучшем случае, лампа сможет удерживать нечисть. Начинает рассветать где-то в семь. То есть часа три нам придётся удерживать оборону исключительно с помощью огнестрельного оружия", — рассуждал я про себя. Я озвучил Гоше свои предположения. Я старался говорить как можно более хладнокровно, не подавать вида, что мне было невероятно страшно… А было мне, действительно, до того жутко, что меня даже трясло, благо в полутьме Гоша не мог этого заметить.
— Не дрейфь, — Гоша почуял-таки моё напряжение, — прорвёмся, пить дать продержимся! — Мы в Афгане и с меньшим арсеналом, — Гоша окинул взглядом наши боеприпасы, — по шесть-семь часов огневые точки удерживали. Так там же духи ещё и вооружены до зубов были, а эти твари? — Гоша пренебрежительно махнул рукой в сторону маленькой комнаты, кишащей живыми мертвецами, — они безоружны. Одно дело, на фронтах все козыри у них в руках, когда на открытой местности они со своими сверхспособностями, — Гоша саркастически хмыкнул, — "на коне". Но тут, Антоха, лупить мы их будем нещадно в узком дверном проёме, и, поверь, замочим, как нефиг делать!
Гоша подбадривал меня и, надо сказать, выходило у него весьма неплохо. Я даже как-то, можно сказать, встрепенулся, подхватил его залихватский настрой и, как герой голливудских боевиков, напоказ вздёрнул руку с автоматом так, что Калашников устремился дулом кверху на уровне моей головы. "Перебьём сук!", — пробормотал я, после чего присел, облокотившись о стену, и продолжил смотреть вперёд, на зловещий проём между комнатой и прихожей, оборонять который нам предстояло в ближайшие часы.
Через полтора часа мне пришлось буквально подскочить на месте, когда вдруг, совершенно неожиданно, из проёма показалось бронзового окраса чудовище, рыкнуло и вновь скрылось во мраке. Я замер в ожидании чего-то страшного; несмотря на то, что лампа пока ещё светила, хотя уже и заметно слабее, я понимал, что скоро начнётся…
— Пора! — многозначительно и не без тревоги в голосе отрезал Гоша.
— Что пора? — машинально откликнулся я, совершенно не представляя, чего Гоша хочет сделать.
— Пора им туда гранату запихать. Потом будем "лупить" их из пулемёта. Сядем прямо напротив проёма. Пойдём! — Гоша жестом руки подозвал меня, чтобы я помог ему спустить пулемёт по лестнице вниз.
До чего же мне было страшно спускаться в прихожую, понимая, что в двух метрах от нас находятся около двух десятков афганцев, отпугиваемых одной лишь ультрафиолетовой лампой! Спускаясь по лестнице, я не мог отвести глаз от мертвецки-чёрного проёма, ведущего в малую комнату, всматривался, не наблюдает ли за нами какая бестия. Но кроме черноты я не видел никаких признаков шевеления. Очевидно, мертвецы сгрудились несколько подальше, поглубже в комнате, чтобы лучи ультрафиолета до них не доставали вовсе. И только лишь пару раз за тянущиеся бесконечно долго прошлый вечер и нынешнюю ночь, судя по всему, самые голодные и тупые твари отваживались появиться в проёме и даже немного выглянуть из него. Но, получив свою порцию непереносимого их кожным покровом ультрафиолета, мгновенно скрывались за густой чёрной завесой. Наконец, спустивши пулемёт, мы установили его дулом на чёрный проём. Спустили и все ящики с пулемётными лентами. Гоша минут пять что-то там проверял, заправлял ленты в пулемёт, настраивал. Тем временем, почуяв в непосредственной близости запах живых людей, в проёме я начал замечать шевелящиеся силуэты нечисти, которая, порыкивая, приближалась на максимально терпимое для них расстояние к границе мрака и света. Тут я не выдержал, достал из-за пазухи крестик, висевший на тесёмке, и поцеловал его, а про себя прошептал: "Господи, сохрани". Нервы были напряжены до предела. С каждой минутой страх окутывал моё сознание всё больше и больше. Наконец, Гоша закончил приготовления к осаде маленькой комнаты шквальным пулемётным огнём и скомандовал доставать из рюкзака фонарь. По его задумке мы должны были в самый последний момент выключить лампу; сделать это нужно было мне сразу же после разрыва гранаты. Затем Гоша будет что есть мочи лупить из пулемёта по выжившим афганцам, когда те в отсутствии ультрафиолетового света, скорее всего, начнут ломиться в проём. Так Гоша планировал перебить всех тварей, что в тот момент находились по ту сторону световой "границы", после чего наша задача существенно упростилась бы. По Гошиным прикидкам, "мочить" напирающую нечисть будет куда проще, когда та лезет в окно размером метр на полтора, нежели когда та прёт из дверей, предварительно заполнив всё пространство комнаты. В последнем случае справиться с мертвецами, накопившимися в этаком "буфере" и шквалом напирающих через дверной проём, действительно, было бы очень рискованно, если не сказать смертельно. Я в мгновение ока извлёк фонарь из рюкзака, проверил его на работоспособность. Гоша принял боевую позицию за пулемётом, облокотившись спиной о стену. Я, вооруженный мощным фонарём, по яркости свечения больше напоминавший прожектор (помню, с такими ещё давно, до "Конца", ходили железнодорожники на станциях и полустанках), сел по правую руку от бойца. Из адского жерла напротив нас доносились душераздирающие хрипы, вопли, рыки; по ту сторону светового барьера что-то мелькало, вот-вот норовя вырваться наружу и разодрать двух "букашек", всего в каких-то двух-трёх метрах одним своим присутствием распаляющих в нём те инстинкты, для реализации которых оно и было произведено на свет. Мне почему-то вдруг очень захотелось облить светом зловещий, освещаемый лишь тусклым голубоватым ультрафиолетовым светом дверной проём напротив. Тёплый свет фонаря, казалось мне, хоть немного подтопит мой животный страх перед чудовищами, кишащими внутри. Я врубил фонарь и посветил в проём…